О некоторых признаках эпистемологии
обновление: 24.09.2018

раздел: Эволюция человечества

Ричард Томпсон, Майкл А. Кремо


Прежде чем приступить к обзору как признанных, так и отвергнутых антропологических свидетельств, авторы хотели бы остановиться на некоторых правилах эпистемологии, которых старались придерживаться. Словарь Вебстера приводит следующее определение эпистемологии: «Наука или теория, изучающая истоки, природу, методику и ограничительные рамки процесса познания». При исследовании научных фактов и данных чрезвычайно важно помнить и учитывать природу, методы и ограничительные рамки познания, в противном случае исследователь рискует впасть в заблуждение.

Необходимо указать на некоторые ключевые ограничительные рамки палеоантропологических данных.

Во-первых, наблюдения, из которых вытекают палеоантропологические данные, редко приводят к открытиям, которые было бы невозможно при желании продублировать. Так, крайне немногочисленные ученые, работающие в этой области, стали знаменитыми благодаря поистине громким открытиям, которые можно пересчитать по пальцам. С другой стороны, преобладающему большинству не удается сделать ни одной сколько-нибудь значительной находки за всю свою научную карьеру.

Во-вторых, открытие нередко сопровождается уничтожением его важнейших элементов, так что вся информация об их существовании сводится к свидетельству самих первооткрывателей. Например, одним из ключевых аспектов, характеризующих палеоантропологическую находку, является ее позиция в стратиграфической шкале[4]. Однако при изъятии находки из почвы происходит уничтожение прямых свидетельств, и остается только верить на слово автору открытия относительно его точного местоположения на момент обнаружения. Нам могут возразить, что это место определяется по данным химических и других анализов. Действительно, в некоторых случаях это возможно, однако далеко не во всех. Кроме того, анализируя физико-химические свойства тех отложений, где был обнаружен объект наших исследований, мы снова оказываемся в зависимости от свидетельства автора открытия, поскольку только он знает точное место его обнаружения.

Случается, что первооткрыватели впоследствии даже не могут отыскать путь к месту обнаружения находки. А по истечении нескольких лет оно подвергается неизбежным разрушениям вследствие эрозии, последующих палеоантропологических раскопок или хозяйственной деятельности (разработки карьеров, строительства сооружений и т п.). Даже современные методы ведения раскопок, предусматривающие скрупулезное описание всех производимых действий, не позволяют избежать уничтожения самих объектов этих описаний, так что последние и остаются единственным свидетельством. А описания многих важнейших открытий даже в наше время нередко грешат отсутствием ключевых подробностей.

Таким образом, проверка достоверности отчетов палеоантропологических экспедиций сопряжена с колоссальными трудностями даже в том случае, если проверяющий окажется в состоянии совершить путешествие к месту, где было сделано то или иное открытие. И уж конечно, из-за нехватки времени и средств становится просто невозможно лично посетить сколько-нибудь значительное число мест проведения палеоантропологических раскопок.

Третья проблема заключается в том, что палеоантропологи редко имеют дело (если вообще имеют) с очевидными фактами. Представьте себе ученого, утверждающего, что ископаемые относятся к определенному слою раннего плейстоцена. Его уверенность основывается на целом ряде наблюдений и аргументов, но среди них вполне могут присутствовать такие ненадежные факторы, как геологические разломы, оползни, наличие или отсутствие слоев размытой почвы, вторичное заполнение оврагов и т п. Если побеседовать с другим участником раскопок, тот почти наверняка отметит ряд важных подробностей, о которых не упоминает первый.

Очевидцы нередко противоречат друг другу по той простой причине, что они люди, их органы чувств и память несовершенны. Наблюдающий за раскопками отметил одни важные подробности, упустив из виду другие, не менее важные, на которые другой наблюдатель обязательно обратил бы свое внимание, однако это стало невозможным, поскольку место проведения раскопок с течением времени оказалось недоступным.

Еще одна проблема связана с мошенничеством. Пилтдаунский подлог – классический пример методичного, преднамеренного обмана. В дальнейшем мы увидим, что установление истины в случаях, подобных этому, требует сверхпроницательности Шерлока Холмса и самого современного оснащения лаборатории судебно-медицинской экспертизы. К сожалению, лавры первооткрывателя дальних предков современного человека слишком сильный побудительный мотив к тому, чтобы прибегнуть к преднамеренному или неосознанному введению в заблуждение.

Мошенничеством можно назвать и замалчивание в отчетах таких данных, которые не согласуются с желаемыми выводами. В дальнейшем читатель увидит, как сведения об обнаружении предметов материальной культуры в определенных слоях не попадали в отчеты по той причине, что обнаружившие их исследователи считали установленный ими возраст просто невероятным. Избежать этого крайне сложно из-за несовершенства наших органов чувств: человек, видящий то, чего, по его убеждению, быть не должно, предпочитает не верить глазам своим. Во многих случаях дело именно так и обстоит. Люди, в силу ограниченности человеческой натуры, вводят друг друга в заблуждение путем замалчивания важных фактов, а это, к сожалению, приводит к весьма пагубным результатам в процессе эмпирического познания.

Раскопки не единственная область, где проявляются изъяны палеоантропологии. Точно так же несвободны от изъянов и современные химические и радиометрические методы определения возраста находок. Так, датирование по углероду С 14 широко применяется как простой и надежный метод определения возраста различных предметов, однако на практике нередко оказывается, что подобные исследования предполагают и учет целого ряда факторов, включая определение подлинности образца, изучение его происхождения, обнаружение возможных загрязнений. Возраст предмета, установленный в предварительном порядке, может быть отвергнут в пользу другой даты на основании многих довольно сложных аргументов, которые в публикациях редко излагаются достаточно подробно. И факты, послужившие основой для этих аргументов, также бывают чересчур сложны, неполны и труднодоступны.

Столь ограниченный характер палеоантропологических данных приводит нас к выводу о том, что в данной области исследований часто приходится довольствоваться сравнительным изучением информации, содержащейся в отчетах. Хотя в музеях и хранятся материальные свидетельства в виде ископаемых и артефактов, большая часть ключевых доказательств, определяющих значение указанных предметов, представлена лишь в письменной форме.

Делать сколько-нибудь аргументированные заключения в этой области чрезвычайно сложно в силу неполноты информации, содержащейся в палеоантропологических отчетах, и того факта, что даже достаточно простые данные палеоантропологических исследований ставят на повестку дня весьма непростые, а иногда и неразрешимые вопросы. Где же выход? По мнению авторов, важно провести качественное сравнение множества свидетельств. У нас нет непосредственного доступа к реальным фактам, но есть возможность изучить и объективно сопоставить данные различных отчетов.

Отчеты об открытиях можно оценивать на основании тщательности проведенных исследований, логичности и последовательности представленных аргументов. Следует обратить внимание на то, излагают ли авторы той или иной теории аргументы своих оппонентов и дают ли на них ответы. А поскольку достоверность наблюдений в значительной степени приходится принимать на веру, то необходимо прояснить и компетентность наблюдателей.

Авторы считают, что если указанные критерии позволяют сделать вывод о равнозначной достоверности двух разных категорий свидетельств, обе они заслуживают одинакового отношения к себе: их можно принять или отвергнуть, либо признать их одинаково неопределенными. Неправильно, однако, было бы принять за истину лишь одну группу сообщений, отвергнув вторую, особенно на основании того, что одна группа соответствует той или иной теории, другая же ее опровергает. Такое замалчивание свидетельств определенной направленности делает их недоступными для последующего изучения.

Именно такими принципами авторы и руководствовались в отношении двух конкретных категорий свидетельств. Первая из них объединяет сообщения об аномально древних предметах материальной культуры и костных останках человека, большинство которых было обнаружено на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий. Такие свидетельства анализируются в первой части книги. Вторая категория включает сообщения о предметах материальной культуры и костных останках, признанных доказательствами современной теории эволюции человека. Такие сообщения, относящиеся к периоду с конца девятнадцатого и до 80-х годов двадцатого века, рассматриваются во второй части книги. А поскольку существует естественная связь между многими открытиями, во вторую часть вошли и некоторые аномальные свидетельства.

Считая недопустимым признавать одну категорию свидетельств и отрицать вторую, авторы настаивают на их качественной равноценности, даже с учетом очевидного прогресса палеоантропологической науки на протяжении двадцатого столетия. Из этого тезиса следуют весьма серьезные выводы, касающиеся современной теории эволюции человека. Действительно, если мы отвергнем первую категорию свидетельств (об аномальных находках), то, будучи последовательными, должны отвергнуть и вторую (объединяющую ныне признанные свидетельства), и тогда учение об эволюции человека потеряет значительную часть своего фактического обоснования. С другой стороны, признание достоверности свидетельств первой категории влечет за собой необходимость признать существование разумных созданий, способных производить орудия труда, в столь отдаленные геологические эпохи, как миоцен и даже эоцен. А признание достоверными сообщений о костных останках заставляет сделать вывод о том, что существа с анатомической структурой, свойственной современному человеку, обитали на Земле уже в те незапамятные времена. Все это не только прямо противоречит ныне господствующему учению об эволюции человека, но и самым серьезным образом ставит под сомнение все наши представления об эволюционном развитии мира млекопитающих на протяжении кайнозойской эры.